В вертикальном торсе у них расположены два могучих легких, похожих на наши, но более простых, да сердце с четырьмя отделениями; желудок, кишки и прочие внутренние органы занимают горизонтальную часть тела. Некоторые трупы были еще теплыми, из них сочилась густая кровь оранжевого цвета.
— У этих существ много общего с людьми, — сказал в заключение Вандаль. — Они пользуются огнем, делают луки, обрабатывают камни; короче — это разумные создания. Какая жалость, что наше знакомство началось столь печально!
Действительно, у «кентавров» кроме оружия — луков и дротиков с искусно обточенными обсидиановыми наконечниками — было даже нечто вроде одежды; вокруг верхней части туловища они носили широкие пояса из растительных волокон тончайшего плетения с подвешенными к нему такими же плетеными мешочками, в которых оказались самые разнообразные орудия из обсидиана. Все они поразительно напоминали орудия людей позднего палеолита.
Покинув поле сражения, мы поехали дальше. На сей раз для ночлега мы выбрали открытое место, где не было ни травы, ни деревьев.
Такие странные голые участки попадались довольно часто. Они подходили нам сейчас как нельзя лучше, и на одном из них мы остановились, развернув грузовик вниз по склону, чтобы его можно было завести с ходу, если вдруг откажет стартер. Впрочем, все эти предосторожности оказались излишними; ночь прошла спокойно, если не считать трубных криков голиафа, доносившихся издалека. Зато утром Мишель растолкал меня чуть свет. Вид у него был озабоченный.
— Взгляни, — сказал он, протягивая мне барометр. Столбик ртути вместо уже привычного для нас девяносто одного сантиметра давления сейчас едва доходил до семидесяти шести.
— Похоже, что скоро здесь будет веселая погодка!
— Может быть, дело в высоте над уровнем моря?
— Вчера на этом же месте барометр показывал девяносто. И потом, посмотри на горы!
Мишель потянул меня к левому окну. Цепь Неведомых гор, вдоль которых мы двигались последние дни, исчезла в тумане. На западе все было затянуто низкими темно-серыми, почти черными, тучами.
— Здесь оставаться нельзя, — решил я. — Вперед! Надо найти какое-нибудь естественное укрытие.
Поль взялся за руль. Усаживаясь, он окинул взглядом горизонт и только присвистнул с видом знатока.
— Ну и ну! Такое я видел только однажды, во время циклона над Южной Атлантикой.
На западе все закрыла стена зловеще свинцовых туч. Контраст был разительный: на востоке в сияющей лазури восходило солнце, а здесь из-за горизонта быстро надвигалась грозная мгла.
— Правь левее, — приказал я. — Надо скорее добраться до возвышенности, — там нас, надеюсь, не зальет.
Мы мчались по безжизненной равнине на юго-запад. Тучи закрыли уже почти половину неба. Внезапно первые тяжелые капли застучали по броне. Но ветра не было, он бушевал где-то в высоте, перемешивая громады туч, а здесь, внизу, нас обволакивала удушающая жара.
Оставив Мишеля рядом с водителем, я вместе с Мартиной забрался в башню, надеясь оттуда заметить какое-нибудь убежище. Чтобы скорее добраться до гор, мы свернули на юг, потом на юго-восток. Местность постепенно повышалась. Дождь продолжал идти крупными, редкими каплями; гроза глухо ворчала где-то западнее. Мы приближались к скалам, в которых я с трудом различал многочисленные пещеры: свет мерк и становился все тусклее. До скал оставалось еще добрых два километра, когда буря обрушилась на нас. Страшный порыв почти развернул грузовик, и я услышал, как Поль ругается за рулем, стараясь взять прежнее направление. Хлынул ливень невероятной силы; длинные, жидкие стрелы косо падали с неба, и скалы казались нам то дальше, то ближе в зависимости от наклона колеблемой ветром водяной завесы. Оглушительно загрохотал гром. Нас окутала тьма. Лишь вспышки ярко-фиолетовых молний прорезали мрак, слепя глаза. Я поспешил втащить пулемет внутрь и заткнуть бойницу. И все равно даже в закрытом кузове приходилось кричать во все горло: гром грохотал теперь беспрестанно, заглушая голоса.
Грузовик выбивался из сил. Шины, не встречая сопротивления, буксовали в разжиженной почве. Ветер то стихал, то снова обрушивался внезапными шквалами, снося автомобиль, и, чтобы не рисковать, мы едва плелись со скоростью около десяти километров в час. Молнии трепетали, казалось, целыми минутами; потом началась настоящая фантасмагория вспышек и мрака, из которого рядом со мной на мгновение возникало бледное и немного испуганное лицо Мартины.
Когда я нагибался, я видел внизу под ногами кабину броневика: Бреффор у столика вносил записи в путевой журнал, Вандаль приводил в порядок свои заметки, и только Бельтера нигде не было видно. Наконец я разглядел его ногу, свешивающуюся с койки, — он спал. После безмятежного покоя кабины бушующая снаружи стихия казалась еще ужаснее. Ливень и шквалы состязались в ярости. При вспышках молний казалось, что капот машины с трудом разрезает морские волны. Вода низвергалась потоком, крыша дрожала, натянутая до предела антенна вибрировала, и я слышал ее жалобный звон в перерывах между раскатами грома.
— Вот это гроза! — прокричал я. — Всем грозам гроза!
— Великолепно! — отозвалась Мартина.
И поистине это было великолепное, хотя и жуткое, зрелище. На Земле я не раз видел грозы в горах, но все они были ничто по сравнению с этим буйством разъяренных стихий.
Молния сверкнула в каких-нибудь двухстах метрах от нас. Когда гром стих, я крикнул Мишелю:
— Что с барометром?
— Продолжает падать.